В Астрахани идет война. Главное оружие — «красный петух». На этой войне есть жертвы, по руинам шныряют мародеры, а народ превращен в вынужденного коллективного переселенца. В Астрахани — все точно так, как и на остальном нашем Юге: есть все, только жизни нет.

Нас выжигают!

Остроумовы остались последние, кого еще не подожгли в квартале на улице имени великой певицы Марии Максаковой в Астрахани. Светлана, молодая хозяйка, пугливо выглядывает из-за занавески на наш стук и первым делом привычно, с испугом, смотрит наверх. В 30 сантиметрах от жилища, где обитает ее семья из пяти человек, — стройплощадка. Дом Светланы — собственно, забор этой площадки. Работает кран, варят битум, строчит пулемет-пневмомолоток. Это строится элитный дом в престижном астраханском историческом центре.

Конечно, такие стройки сейчас в любом нашем городе — состоятельные люди везде имеются. И государство установило правила, как все должно в подобных случаях происходить: власти выделяют застройщику землю, тот, если на ней кто-то живет, жителей отселяет, после этого огораживает территорию и начинает строительство.

В Астрахани все по другому сценарию. Некто «Астсырпром» получил по улице Марии Максаковой землю под застройку — покрытую домами, вместе с людьми, которые жили там в приватизированных квартирах. «Астсырпром» нанял подрядчика — некий «Нурстрой». Одновременно и для строительства нового дома, и для выселения частных собственников. С некоторыми из них «Нурстрой» договорился — купил им жилье. Но что-то там щелкнуло на верхах, и все вдруг изменилось. «Нурстрой» стал предлагать людям заведомо неприемлемые квартиры — тем же Остроумовым, например, однокомнатную на пятерых!

Люди заартачились, выдвинули свои требования — ответом были ультиматум и военные действия. Александру Мержуеву директор «Нурстроя» господин Тимофеев, по словам самого Мержуева, так и сказал: «Спалю». Правда или нет, но вскоре дом, в котором тот жил, сожрал огонь. Выводы пожарно-технической экспертизы оказались следующими: поджог «с использованием легковоспламеняющейся жидкости». Таким путем перестала существовать вся левая проблема для стройплощадки «Нурстроя» — слева стало пусто.

Остроумовы — по правой окраине стройплощадки, дом № 53, кв. 7, литер «Б». И они одни из тех, у кого были требования.

— В однокомнатную мы же не поместимся! — говорит Светлана.

Над нашими макушками стонет кран, перетаскивая кирпичную горку. И никакие органы опеки не волнует, что тут живет маленький ребенок — Светланин сын, а собес — что больная Светланина свекровь еле передвигается с клюкой.

— Никто не идет на помощь. Воду и газ отрезали… — продолжает Светлана. — Из дома мы не выходим. Как только уйдем — нас выжгут. И мы останемся с регистрацией по несуществующим адресам.

— Почему вы уверены, что так должно быть?

— Потому что остальных выжгли. Как сухую траву. Безжалостно. И у нас на Максаковой, и на других улицах центра города. Власть раздает землю нужным людям, а мы ненужные. Где все продается и покупается, закона нет.

Пугачевщина XXI века

Вот он — астраханский Кремль, куда так благостно, в сопровождении отцов области и города, паломничал недавно наш президент, оценивая культурно-историческую недвижимость Кремля, перед тем как подарить ее РПЦ.

А вот «Коса», микрорайон неподалеку, потому что на «Косе» культурно-исторические памятники на каждой пяди — купеческие особняки, один другого краше, Волга в окна смотрится, два шага от тех мест, где Емелька Пугачев топил несчастную красавицу— княжну. У разбоя в XXI веке запах гари. И нога священника ступает сюда разве что для отпевания.

Ветеранов Великой Отечественной войны палят прямо в их кроватях, заживо. Кто спасся — добивают. Кто помер — туда и дорога. Кто выжил — пошел вон отсюда.

Улица Максима Горького, 53 — один из таких красивых купеческих особняков. Фасадный балкон второго этажа поддерживают витые чугунные столбцы, похожие на шикарные дворцовые канделябры. Даже сегодня — после мартовского пожара — это красиво.

Ситуация с домом № 53 — аналогичная той, что на улице Максаковой. К особняку справа прилеплена стройплощадка элитного дома. Элитного — не в просторечии. Его возводит фирма, называющая себя «Элит-строем». Холеный светлый кирпич, очертания современного особняка, гаражи занимают первый этаж. В этом и оказалась проблема. Как богатые люди станут заезжать в свои гаражи? Зазор их с народом, обитавшим в купеческом особняке, недостаточен для разворота. Просто, цинично и конкретно. То, что мешает, должно исчезнуть.

Зимой к людям из особняка стали приходить «инвесторы». Они так себя называли. «Мы, мол, вас переселим», — говорили «инвесторы». Люди отвечали: ладно, только здесь же, по соседству переселите, мы тут привыкли.

— 20 марта к бабушке Людмиле Николаевне Розиной, 78 лет, — она жила у нас на первом этаже — пришли «инвесторы» в последний раз, и она сказала им свое последнее слово, — рассказывает пенсионер Алексей Алексеевич Глазунов из квартиры № 7 дома № 53, квартиры, которой больше нет.

— И бабушка нас приговорила, — продолжает Алексей Алексеевич. — Она сказала, что согласна переехать лишь в этот строящийся элитный дом.

Той же ночью особняк подожгли сразу с четырех сторон — с деревянных лестниц парадных входов. Через две-три минуты уже все гудело, как в топке. Бабушки выпрыгивали из окон, ломая ноги. А некоторые и не выпрыгивали — не успевали. Людмила Николаевна сгорела прямо в своей кровати, потому что стены именно ее квартиры злодеи тщательно облили «легковоспламеняющейся жидкостью», как опять-таки установила экспертиза.

— Ей отомстили. А она так гордилась, что прошла всю войну как заговоренная. Ни единой царапины, — вспоминают соседки.

Сын сгоревшего ветерана — 55-летний Александр Иванович Розин — выжил. С тяжелыми ожогами его увезли в больницу, но очередной неопознанный злодей пришел туда спустя три дня и под видом гуманитарной помощи погорельцу от лица мэрии преподнес Александру Ивановичу отравленные продукты (доказано следствием). 12 апреля Розин умер, так и не оправившись от тяжелейшей интоксикации. Вскоре скончалась еще одна обгоревшая бабушка — 86-летняя Анна Ивановна Курьянова, которую на простынях успели вынести из пламени соседи, но испытание огнем оказалось для бабушки слишком трудным.

Калькуляция современной астраханской пугачевщины такова: за последние месяцы — шесть погибших от огня в 17 сгоревших домах, экспертиза по которым проведена и доказано: поджог. Всего же произошло 43 пожара. Битва за честную экспертизу и возбужденные по ним уголовные дела — труднейшая. Большинство уголовных дел по пожарам-поджогам либо прикрывают сразу, либо умело доводят до полного отсутствия доказательной базы, за чем следует отказ в возбуждении или продлении.

И — продолжение строительства на месте пожаров элитных домов, возведение казино, ресторанов, торговых центров…

Утро погорельца

Вместо душа и завтрака утро астраханских погорельцев начинается с акций протеста. На сей раз это улица Кирова — пятачок у областного УВД. У входа — жертвы пожаров с плакатами. Большинство лозунгов — мольбы о защите и справедливом расследовании. Пикетчики — члены «Вынужденного добровольного общества «Союз погорельцев Астрахани». Он был образован 5 июня — когда к началу лета люди осознали, что, только объединившись, они могут хоть как-то противостоять разрушительной политике отцов города, остановить своим примером серийные коммерческие поджоги и добиться, естественно, для себя жилья взамен сожженного.

Власть «Союз погорельцев» игнорирует. Вход в мэрию для них закрыт. Глава администрации Сергей Боженов их не принимает ни по каким дням — его вышибалы не подпускают несчастных к мэрскому уху. Единственный из всей ветвистой нашей власти, кто помогает сегодня погорельцам, — это депутат Госдумы от Астраханской области Олег Шеин. Остальным плевать. Или же далеко не плевать: они карманом заинтересованы, чтобы жертвы побыстрее рассосались во времени и пространстве, ни в коем случае не объединялись и убрались с дороги — не мешали поступательному движению вперед в деле современного, в соответствии с запросами нашего времени (игорные дома, казино, рестораны, «евродома») переустройства города.

Через полчаса стояния у милиции пикетчиков все-таки приглашают внутрь здания. И начинается трехчасовой процесс вешания лапши на уши: жизнь вот-вот наладится, «только разойдитесь». Особенно усердствуют двое. Борис Лиджигоряев — начальник областной милиции общественной безопасности, заместитель начальника областного УВД. Разговаривая с погорельцами, он все время будто бы шутит. Что ни спросят его — в ответ юморок.

— Вы можете взять людей, живущих на улице Шаумяна, под охрану? — прямо спрашивает наконец господина Лиджигоряева глава «Союза погорельцев» Елена Касьянова, собственница превращенной в пепел квартиры по улице Максима Горького, 53.

Там, на улице Шаумяна, сегодня самое опасное место в Астрахани. Через день там кто-то что-то по ночам поджигает. Сараи уже выгорели. И это — по местным признакам — предупреждение. По Шаумяна кругами ходят «инвесторы», пытаясь вытурить людей, а люди уходить не желают. Вот Елена Касьянова и просит их защитить, пока и они не сгорели.

— Я не смогу взять весь город под охрану, — парирует смешливо Борис Очирович.

И еще более определенно:

— В мои обязанности не входит охранять город. Заключайте договора, платите деньги.

— Это бедные люди, бедные кварталы, бабушки… Вам когда-нибудь ваше начальство вообще давало распоряжение охранять жителей в их домах?

— Да, элитные дома. Там платят.

Второй старающийся заговорить погорельцев — Виктор Шмедков, начальник Кировского РОВД. Большинство коммерческих, как их называют в Астрахани, пожаров происходит именно на территории Кировского и Ленинского (центральных) районов города. Господин Шмедков подставляет плечо помощи господину Лиджигоряеву.

— Я бы не сказал, что проблема остро встала, — говорит он, прямо смотря в глаза несчастным старушкам, оставшимся на улице в ночных рубашках.

— Конечно, вы же дела позакрывали, — вставляет депутат Шеин (его пригласили погорельцы, и он пришел на пикет).

— Кировский РОВД ведет пять дел по пяти поджогам, — парирует начальник Шмедов, — и я бы не сказал, что милиция не принимает мер. Причины выясняются, все версии отрабатываются.

Глаза милиционера вдруг расширяются и почти вылезают из орбит. Он произносит, понизив голос:

— Даже самые смелые…

«Смелой» тут считается версия о причастности ближайшего окружения мэра Боженова к поджогам, о коммерческой заинтересованности в том, чтобы вычистить город под себя, распределить недвижимость между заместителями мэра и поддерживающими их коммерческими структурами и таким образом отдать (согласно этой версии) окружению «выборные долги» — деньги, которые выложил бизнес под Боженова.

Однако, намекнув на собственную смелость, господин Шмедков быстро переходит к сказке, которую из уст в уста передают сегодня все астраханские милиционеры (а также мэрия, ФСБ, прокуратура) и сказывают ее так, будто и сами верят в сюжет.

Сказка о Казимирове

Жил в Астрахани Казимиров — с двумя судимостями за кражи. Как-то ночью пошел Казимиров гулять по городу. Гулял-гулял, километров двадцать отмахал, мечтая что-то украсть, потому что он же был вор до этого. Глядит Казимиров: строение перед ним. И решил, что украдет именно тут. Зашел в подъезд, ничего там не нашел, кроме банки с бензином, — стояла она, одинокая, прямо посреди подъезда. Разозлился Казимиров и стал расплескивать бензин по коридору — и туда плеснул, и сюда, а люди все спят за дверьми, которые он обливает. Пошел искать, из чего бы сделать факел. Нашел — и опять побежал по коридору, и там поджег, и здесь. Чтобы все заполыхало наверняка. Было это в апреле (имеется в виду поджог общежития на улице Полякова, 18) — когда заполыхало, Казимиров прошел обратно двадцать километров и лег спать. Сочинял же свою сказку Казимиров уже в СИЗО. Туда он попал 29 мая за групповую драку, в которой погиб человек. И вот сидел-сидел Казимиров по подозрению в непредумышленном убийстве да и решил 15 июня сознаться еще и в поджоге.

— Я была как раз у дома, когда этого Казимирова привозили на следственный эксперимент, — говорит Людмила Георгиевна Никифорова из сгоревшего общежития с улицы Полякова. — Он даже не знал, где двор, где подъезд. Путался, а следователь ему подсказывал, как он поджигал.

Смелость милиции, храброй с бедными и застенчивой с богатыми, разбивается. Люди кричат:

— Вы заодно с мэрией! Вы исполняете их заказ!

Постепенно милицейские начальники все же признают: они ничто против богатых бандитов Астрахани, сросшихся с отцами города. Закон не действует. Раньше ловили бандитов — и это был показатель. Теперь бандит тот, кто сам гарант действия закона. И все, кто должен ловить бандитов, скованы по рукам и ногам. Скованы настолько, что до сих пор — а пожары идут полгода — в Астрахани не создано единой следственной группы по неслучайным пожарам. Все распихано по разным РОВД и следователям. И никто не стремится взять на себя смелость нарисовать общую картину серийных коммерческих поджогов. Даже когда поджоги случаются в одну ночь с получасовым разрывом — на одной и той же Красной Набережной — следствие умудряется завести разные уголовные дела.

Самым вменяемым из милицейских начальников кажется полковник Зураб Маргешвили, начальник Ленинского РОВД. По крайней мере, он пытается быть честным перед людьми:

— Я действительно не могу вас охранять. За РОВД 33 наряда числится. А в строю, в городе — лишь 12. Остальные обслуживают авантюру на Северном Кавказе. Откомандированы в Чечню, Ингушетию, Дагестан. А когда возвращаются, на них страшно смотреть — ненормальные, нервные. Вот так.

Но люди упорно не уходят — погорельцы не двигаются с места, и пикет уже превратился в сидячую забастовку в здании областного УВД. Иначе как доказать в нашем государстве, что ты человек? Выходит, или — большими деньгами, как делают бандиты. Или — настойчивым протестом.

Стул председательствующего на собрании наконец занимает человек весь в белом. Это Юрий Бондарь, первый заместитель начальника областной милиции. В должности он лишь с 18 июля. Естественно, он ничего не знает, но ни с кем тут и не повязан — командирован из другого региона. И поэтому категоричен:

— Просто так дело ваше не оставим. Сейчас смотрим документы: кто зарится на эти земли? Все проверим. Те, кто зарится, ответят. Обещаю.

— Да-да, корыстная версия — основная для нас в делах о поджогах, — с трудом выталкивает из себя наконец и представитель Следственного управления по Астраханской области, следователь контрольного отдела Ольга Мелехина.

С трудом, потому что девушка Мелехина — молодая, астраханка и явно очень кого-то боится. Бондарь же — единственный, кто во всей правоохранительной компании дает людям грамульку надежды, без которой жить невозможно, и они начинают расходиться. Куда?

Куда девают живых?

А никуда. В трущобы, на помойки. Астраханские погорельцы — частные владельцы сожженной собственности, вроде бы защищенные всеми законами, — обитают «на дне». Власть тут не просто лишила людей их личного крова — она еще и вволю поиздевалась вслед.

— Хронология нашего пожара на Максима Горького такова, — рассказывает Алексей Алексеевич Глазунов. — Он начался в полчетвертого утра. Около девяти к особняку уже приехали какие-то мужики с кувалдами и стали все крушить. Добивать то, что огонь не уничтожил, на глазах у милиции, стоявшей в оцеплении. Нас не пускали. Днем погорельцы, кто был не в больницах, пошли к великой астраханской госпоже Светлане Петровне Кудрявцевой — жилищной царице города, заместительнице мэра по строительству и архитектуре, и она тут же бодро расставила точки над «i»: отлично, дом — под снос, до свидания, город должен избавляться от ветхих строений, народ — в гостиницу.

«Новомосковская» и есть та самая гостиница. Бывшая… К моменту поселения туда погорельцев ее уже поставили на капремонт. Ираиде Ивановне Заболотной, 81 года, досталась соответствующая капремонту комната:

— Крысы бегают под ногами. Нет никаких условий. Душ отсутствует. Вонь. Антисанитария.

Трясущимися руками она начинает показывать, как тут бегают крысы.

В комнате с табличкой «№ 207» на грязном матрасе сидит 76-летняя Зина Григорьевна Цаплина.

— Мечтаю умереть. Вот и все, о чем я мечтаю. Ничего не осталось. Одежду люди дали. А было все.

Алексей Алексеевич Глазунов, хоть и пенсионер, но еще в силе. Посидел-посидел он в «Новомосковской» — да и вернулся в сгоревший особняк. Во дворе уцелел его сарай — бывшая купеческая конюшня. Алексей Алексеевич сарай почистил и подправил — и живет. Хоть и без окон, газа, света и воды.

— Но в сарае условия лучше, чем в гостинице, — уверен Алексей Алексеевич.

И он прав. Но есть среди погорельцев и такие, у которых не было сарая. А есть — которым и «Новомосковскую» помойку не предлагали. «Жертв Казимирова» из общежития на улице Полякова вообще оставили там, где они сгорели.

Общежитие это сейчас — двухэтажные руины. Из темноты выскакивает мальчик. Вслед за ним из черных руин выползает худой человек. Зовут его Юрий Иванович Панков. Вокруг пейзаж, как после Сталинградской битвы, свет — лишь из проломов в крыше.

— Вы где живете?

— Как где? Здесь и живу.

— Но это же в принципе невозможно!

— Живу. Идти некуда.

Юрию Ивановичу 70 лет. Он одинок. Общежитие когда-то принадлежало бондарному заводу, тот развалился, теперь общежитие муниципальное. И это даже не трущобы — это просто набор деревянных и каменных строительных конструкций. Причина поджога общежития — также коммерческая, и она еще проще, чем на других подобных объектах. Дом стоит в центре, на перекрестке дорог, в весьма выгодном (с точки зрения открыть магазин, ресторан, казино) месте. Напротив общежития — известное кафе, принадлежавшее нынешнему главе ленинской районной администрации. «Принадлежавшее» — употребление прошедшего времени тут лишь пустая фактическая формальность.

— Бывших собственников не бывает среди чиновников, пришедших во власть из бизнеса, — уверен депутат Госдумы Олег Шеин.

Ни у кого нет сомнения, что таким образом — сжиганием — чиновники-коммерсанты стремились получить хорошее место на перепутье: просто расчищали территорию под бизнес-проект. Лишь случайность — дом не выгорел полностью. И люди из общежития уверены: вот-вот их дожгут.

О чем эта история? О том, что происходит, когда политика самоотторжения власти от общества доходит до последнего края и власть вообще перестает замечать, что люди имеются в наличии. Ей, собственно, все равно, имеются они или нет. Власть интересуется только доступом к деньгам и недвижимости, которые можно поиметь в тот период времени, пока ты лично втиснулся во власть. А человека можно сжечь, раз он мешает. Его можно швырнуть на помойку, если он не помер, и затаиться ненадолго, пока он там скончается. На дне ведь долгожителей не бывает. Все, что сегодня творится в Астрахани, — это системный аморальный кризис в стране, доведенный в этом городе до крайних степеней. Это то, что будет везде, если не остановить.

Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, «Новая газета»,

28.07.2005