Кто из писателей, поэтов, учёных впервые обратился к образу глухого человека?
Впервые обратил внимание на особенности познавательной деятельности глухонемых и сделал по этому поводу вывод философ и ученый Древней Греции Аристотель (384-322 до н.э.). Без овладения языком, по его мнению, развитие глухонемых невозможно: «Те, которые, от рождения являются глухими, также немы, хотя они способны кричать, они никогда не придут к тому, чтобы произнести слово». Этот вывод Аристотеля не сразу дошел до потомков, до XVI в. не был сформулирован никем другим. Только Хлебников замечал: «Логика Аристотеля помогает беречь в разговорах то, что кажется истиной... Дитя Аристотеля всегда приводилось как пример вечного непревзойденного знания. Здесь оно превзойдено...».
«Подлинной предтечей поэзии безмолвия» является Ф. Тютчев, крылатым становится его стихотворение «Silentium»:
Молчи, скрывайся и таи
и мысли и мечты свои...
В русской поэзии часто востребован изумительный образ «демонов глухонемых», раскрытый Ф. Тютчевым:
Одни зарницы огневые,
Воспламеняясь чередой,
как демоны глухонемые,
ведут беседу меж собой.
Здесь «вспыхивающие зарницы похожи на всплески рук, бросающие пригоршни света при разговоре жестами» (Я. Пичугин). Однако В. Хлебников считал крупнейшего русского поэта-лирика Федора Ивановича Тютчева (1803—1873) «странным» в свете вершин «величавой веры» и «жалкого неверия» в Русь. Он назвал Тютчева «с оттенком строгого долга» «рядом угасания сомнения». Вспомните пылкость глухого Лабунского, его ярость и необузданность в общении с Верой Хлебниковой.
Первым из русских поэтов XX в. обратился к образу глухого человека российский поэт Осип Эмильевич Мандельштам (1891-1938), имя которого обычно связывается с акмеизмом. В стихотворении «Ода Бетховену» он воспевал глухого музыканта:
Ты перенес свой жребий дивный
То негодуя, то шутя!
В своей поэтической прозе «Египетская марка» Мандельштам посвятил большую часть глухонемым. А Хлебников до конца жизни с редким упорством возвращался к своим «заумным» стихам, которые Лабунский, как его поклонник, считал откровением искусства будущего, тогда как А. Блок и О. Мандельштам только отмечали талант Хлебникова и выделяли его из числа других поэтов-футуристов. Мандельштам еще подчеркивал, что Хлебников настолько трепетно относился к живому слову, что «униженно покорился ему».
28 июня 1922 г. Велимира Хлебникова не стало. Он был похоронен в деревне Санталово Новгородской губернии. Футуристы называли Хлебникова «Председателем Земного Шара» [18, с. 520]. Так он назван и в надписи на своей могиле. Спустя 1 год 9 месяцев по этому поводу Лабунский, уже в качестве статистика Астраханского Губсовнархоза (позднее производного из него Астрпромторга и Астрпромкомбината), вспоминал: «Полторы седмицы назад я был на именинах. Скучный был вечер, чужие люди окружали меня, но я плавал в далеком озере потухшего детства. В ту ночь мне приснилась летняя деревня. Велемир [Лабунский пишет имя «Велемир» через «е»] лежал на койке молодой и странно-знакомый. Дрожало сознание, что он - воскрес. Он был уже жив и вскоре встал, и мы пошли по зеленоватой от весны улице. И было огромное чувство братской любви». Такое письмо от 19 апреля 1924 г., адресованное «фее Вере Хлебниковой», сохраняется в Доме-музее Велимира Хлебникова в г. Астрахань. С «братом» Велимиром глухого Иеронима роднило внимание к языку безмолвия (тишины, молчания) и глухоты, к будущему, к мысли о том, каким станет человечество и попытки приблизить, ускорить наступление этого будущего с помощью искусства, а именно к работе над созданием языка свободных людей, в том числе и глухих, к попытке освободить своих читателей, разговаривая с ними на этом языке. Смею полагать, что Хлебников, близко познавший глухого человека, своими стихотворениями доказывал, что в использовании мимической речи, языка жестов глухой человек свободен, он может брать любые средства общения, чтобы выразить свою мысль, а если подходящих нет - придумывать новые. Так и некоторые приемы поэзии Лабунского были схожи с футуристическими хлебниковскими: неологизмы, новации в системе стихосложения. Но Хлебников превысил границы одного направления, став выдающейся и ни на кого не похожей фигурой, ярким мыслителем науки и искусства, из синтеза которых должно возникнуть новое синтетическое знание, «сверхязык», которым будут пользоваться люди будущего. Таким же человеком вошел Лабунский со своим богатым багажом поэтического языка в открываемое им в марте 1926 г. новое Астраханское общество глухих.
22 июня 1927 г. была основана председателем Астраханского общества глухих И. Лабунским и его секретарем И. Домонтовичем в доме бывшего Печенкина на углу проезда 25 октября и ул. Бабушкина (ныне ул. Ленина, 2) Астраханская швейная мас-терская глухонемых. Любопытно, что в этом доме проживали Харлампий Николаевич Хлебников (1837-1908), двоюродный дядя поэта Велимира, губернский предводитель дворянства, действительный статный советник, владелец шести пароходов и именных «хлебниковских» вод, директор Николаевского приюта гласный Городской думы, председатель Попечительства о бедном учащемся юношестве и его брат Павел Николаевич Хлебников, купец, благотворитель, директор Николаевского детского приюта для девочек. Последним владельцем упомянутого дома был выходец из крепостных Семен Михайлович Печенкин, дочь которого Татьяна стала женой Алексея Алексеевича Хлебникова, двоюродного племянника Велимира (впоследствии до конца своих дней служившего в Москве, в Генштабе).
Жизненный и творческий путь Иеронима Лабунского противоречив. Основными штрихами этого неистового оглохшего поэта, журналиста, прозаика, редактора, певца глухих были парадоксальная оригинальность, феноментальная словоохотливость, блестящее ораторство, непостижимое упоение творческим познанием особенностей в развитии глухого человека. Многонациональная действительность в Астраханском крае, ее предреволюционные и послереволюционные конфликты наложили свою печать на противоречивость и сложность мировоззрения в поэзии Лабунского (переход от религиозного к безбожнику). Строй мыслей и чувств Лабунского пронизан лирикой, гражданскими мотивами, идеей торжества «жизни глухонемых» («Желал тебя телом мятежно...», «Он и она», «Осененные тишиной», «Люди тишины», «Савельич» и др.). Читая Велимира Хлебникова, как и других поэтов, ученых, историков, Иероним вкладывает в их концепции свое содержание, придавая ему своеобразное истолкование. Для этих жанров характерны стихотворения «С ленинским девизом» (1926), «Красный ромбик» (1926), «Звезда Парижа» (1926), «Посвящается Р.А. Pay» (1928), «Потомок» (1928), «Сподвижнице» (1928), «Зарубежный собрат» (1929), «В потоке ВОГа» (1929), «Молодежь» (1929), «Привет передовому бойцу!» (1930), «Месть микробам» (1931) и др.
Для Лабунского поэзия - реальность. В его стихах нашла отражение героическая атмосфера эпохи, они насыщены злободневными лозунгами, эпическим гулом самой истории. Здесь специфическая лабуновская тема пронизывает все его творчество, разделяя иллюзии своего времени. Лабунский по праву стоит в рядах «поэтических учителей» и борцов за права и социальные и культурные интересы глухих. Как творчество Хлебникова во многом до сих пор остается непонятым, так и отношение критиков, историков, писателей к творчеству Лабунского было неоднозначным — Лабунский и его наследие оказались недооцененными.
Статья составлена по материалам Государственного архива Астраханской области, Астраханской областной научной библиотеки им. Н.К. Крупской, Астраханского Дома-музея Велимира Хлебникова, Московского музея истории ВОГ.
Особую благодарность выражаю за предоставление своих находок, материалов заведующему Московским столичным музеем истории ВОГ Михаилу Халяпину, астраханскому краеведу, историку Наталье Шевченко, заведующей отделом редких книг Астраханской областной научной библиотеки им. Н.К. Крупской Зое Малометовой.
Владимир Гусев, член Союза журналистов России, член Российского Общества историков-архивистов, Астраханский общественно-политический еженедельник "Факт и компромат" № 25 (586), 11.07.2014 г.
