Лёгкость, изящество, грация линий – перо мне представляется таким. Именно оно послужило инструментом для создания величайших произведений человечества в Золотом веке литературы. Что написано пером, то не вырубишь топором. Сегодня перьями пользуются разве что в виде фетиша или в дань особым традициям. Можно сказать, что перо вышло из обихода и осталось лишь символом для всей пишущей братии. Когда же кто-то попадает в беду, человек всегда придёт на помощь, и я с радостью иду по пути милосердия, протягивая перо помощи даже тем, кто не дурак и под ребро пером ударить. Впрочем, били и в спину, и под ребро, но я-то понимал, что всё это от излишнего пафоса и гонора. Наконец, когда спесь с гусей сбита, перья их попадали на астраханскую землю, я протягиваю им одно перо – чем смог, тем помог. Конечно, одно перо не заменит им всех ощипанных перьев, но всё же здесь больше символизма, хотя, зная усатого, он наверняка воткнёт себе это перо, чтобы хоть как-то восполнить перьевой покров. 
Так получилось, что у нас с некоторыми товарищами разные названия рода деятельности, а конечный потребитель всё одно читатель. Можно быть писателем, можно быть журналистом, при этом цель остаётся одной по мне: работа на благо общества путём стимулирования каждой личности, до которой дошло слово. Писать можно хорошо и плохо, интересно и безвкусно, однако же только читатель ставит своё мудрое решение, голосуя, да, рублём. Писать можно такие вещи, от которых кровь стынет в жилах даже у вампира. История знает несколько таких произведений, которые вызвали огромное количество жертв и впоследствии были запрещены, признаны экстремистскими, хотя лично я против войны с книгами – язык всё равно обойдёт все запреты, но это оставим в стороне и вернёмся к причине такого вступления. Самая паскудная в мире вещь – писать кляузы. Вот так исподтишка, за спиной написать на доброе имя напраслины и не полететь полётом фантазии, а нахохлившись молоденьким петушком отнести нарисованный буквами ушат помоев на честных людей в суд.
К сожалению, люди, о которых я сейчас говорю, потеряли свои имена. Они стали симулякрами, а также мемами, если пользовать современным языком. Мем – это человек, который по разным причинам стал былинным героем усмешек интернет-аудитории. Такими мемами для меня лично являются Юлий Щебоков и Боб Свелодов. Я бы назвал их прежние имена, но они их потеряли, как я уже сказал. Итак, знакомство с этими сказочными персонажами состоялось для меня десять лет назад. Тогда они презентовали свои книжки в подвале центральной библиотеки. Юлий мне тогда показался нормальным с виду человеком, окрылённым даже. Там сидели какие-то школьницы, студентки, а Юлий рассказывал о новинках и старинках астраханской литературы. Это был единственный раз, когда я по заданию редакции газеты (это была другая газета, не «Факт и компромат») пришёл к литераторам на их мероприятие.
Фактически в тот момент мы работали с Юлием одновременно. Речь его я не помню, осталось лишь впечатление – вполне сносное. После него слово взял Боб. Мне он не понравился совсем уж какими-то своими запредельными пропорциями, что не помешало выслушать его произведения. Школьницам и студенткам он читал стих про то, как он бухает спирт на травах в кафе на набережной Волги в разгар Пасхи, при этом упоминая имя Христа, умудряясь превратить имя Бога в... глагол. Я долго думал об этом, просто держа вот этот его поэтический оборот про себя, чтобы после в суде привлечь его за экстремизм. Причём, не специально придя в суд, а в качестве защиты от нападок всей этой братии.
Дело в том, что у нас с Юлием случился казус: мы встретились в суде по разные стороны баррикад. Я был на стороне сил добра, пафосный Юлик как обычно представлял того, кому продал душонку. Юлий утверждал, что разоблачать зло, иблиса и дьявола в его лице, а также в лице его челяди нельзя. Юлий припёр в суд всю свою тусовку и выступил с обвинениями в клевете в адрес газеты. Он-то думал, что тут будет также легко одержать победу, как с помощью Боба избить старика. Боба тогда на суде не было, да и не смог бы этот человек размером с корову, ожидающую тройню, подняться в зал заседаний.
Разведка боем вышла для Юлика и его друзей с города и сёл боком: когда речь дошла до меня, я встал и сказал уважаемому суду всё, что я думаю по этому поводу. Эх, нужно было стенограмму заседания того взять. Тусовку Юлия там воротило, словно живых чертей. Судья делала им замечания, но они продолжали копошиться. Пришлось обратиться к суду и ходатайствовать о выводе шапитошников из зала. Так и поступили.
То заседание мы выиграли с таким оглушительным эффектом, что Юлий и его друзья были посрамлены.
Стукач и ябеда из Юлика оказался никудышный. Просто нам было не до них: в Астрахани было лето и ходить каждый раз в суд, разглядывая какие-то блёклые лица желания не было. Даже победив их, мы не стали обращаться за возмещением морального ущерба.
Однако этот в высшей мере джентльменский поступок никак не повлиял на поведение Юлия, и он вновь пошёл в атаку. Наша же позиция была проста и чиста: Юлий и Боб хулиганы и быки. Ту кампанию в итоге мы проиграли – не удалось доказать, что это действительно так.
Знаете, бывает так, что преступник делает случайную, глупую ошибку. Его случайно видит кто-то и бьёт тревогу, но этому никто не придаёт значения, преступник остаётся на свободе. Когда впервые взяли Чикатило, он убил там что-то совсем ещё мало. Не стали тщательно проверять все улики, а его версия звучала вполне убедительно. Отпустили – свыше тридцати лишних жертв. Мы же знали всю личину Юлия и его друга Боба, но не могли доказать. И суд встал на их сторону, а мы ещё крайними оказались. Десять лет спустя это обернётся грандиозным скандалом и позором для Астраханской области. «Факт и компромат» – это очертание будущего на тщательном анализе прошлого и настоящего. Говорили? Предупреждали. Никто не послушал, получилось вот что – попытка убийства группой лиц по предварительному сговору из хулиганских побуждений товарища, приехавшего в гости из Москвы.
Боб – он же дурак, простите, а дурак работает телом, а не головой. Если он школьницам читает стихи о своих похождениях с шлюхами по-трезвому, то чего уж говорить о том, как он ведёт себя по синей лавке с мужской половиной человечества?!
Юлий и Боб, что нам до них? Да ничего особенного – это обычный рабочий момент. Мало ли о таких было написано, сколько ещё будет? Как правило, после нескольких разоблачений, гнилые люди тушуются и уходят в тень. Если кто попал в поле зрения, то всё, тут уж сворачивай удочки. И сколько было таких, что свернул свои удочки! Многие вообще уехали из Астрахани навсегда. Но некоторые гнут свою линию, блефуя на пустых картах против правды. И вот мы вскрылись. Всё повторилось вновь как встарь: пьяные Юлий, Боб и жертва в беспомощном состоянии.
Теперь давайте остановимся: между двумя избиениями прошло несколько десятков лет. В этом перерыве наверняка были подобные случаи, их просто не может не быть: если человека поймали тридцать лет назад на промысле чёрной икры и поймали сегодня с тем же, то тут либо этот человек идиот и за два раза умудрился оба раза попасться в сети сам, либо он всё это время был браконьером. Юлий – не дурак, точно. Значит, эти десятилетия в его окружении творился уютный уголок ада, где всем несогласным выписывали в бубен. Почему я в этом уверен? А я в этом убеждён на все сто процентов, потому как знаю. Придёт время, и песок из Боба слетит с лица Юлия, обнажив всё.
Яков Горбунов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 40 (650)
