Термин «лихие девяностые» был обнародован Владимиром Путиным в 2007 г. накануне парламентских и президентских выборов. Тогда политтехнологи решали задачу «дистанцирования» от противоречивой эпохи правления Бориса Ельцина.
К чему это привело на Нижней Волге, можно видеть своими глазами. Полная разруха рыбной отрасли, хищения, промышленное браконьерство, процветание чиновничьего произвола, коррупция. И кто же от кого будет дистанцироваться теперь?
Президент РФ Медведев Д.А. признал при последнем визите в Астраханскую область, что бандитские группировки на Каспии подобны той, что действовала в станице Кущевская. К сожалению, в той или иной степени такие браконьерские банды есть в области практически в каждом промысловом поселении. Где-то больше, где-то меньше, но есть и ниточки поддержки, которые ведут на областной уровень, а порой, даже и на федеральный. Именно на тот уровень и к тем органам, которые должны бороться с массовым браконьерством, а не покровительствовать его. Как не странно, но губернатор Астраханской области согласился с высказываниями Медведева. Редкое признание для нашего губернатора в своём бессилии.
Мы уже привыкли к тому, что российская полиция перестала толком исполнять свою функцию обеспечения безопасности поголовья осетровых на Волге. Модельный пример поимки одного браконьера показывает, что это не проблема отдельного института. Правоохранительные органы, власть и криминальный бизнес крепко срослись в Астраханской области. Это сращивание в разных местах выглядит по-разному, не везде в России убивают так зверски, как убили в Кущевской или у нас семью Агафоновых из 4 человек. В Москве, например, «крышуют» не так, как в Астрахани, на Дальнем Востоке — не так, как на Северном Кавказе. Но поле возможностей для криминального бизнеса, несмотря на тучное десятилетие, стабильность и вертикаль власти, осталось очень большим.
Бандитизм и браконьерство в Астраханском регионе как процветали, так и процветают. Низкие возможности социализации и образования, бедность, ухудшение нравов и т. д. — все это создает предложение рабочей силы для криминала. На селе указанные критерии мы преодолели и смирились с тем, что единственным заработком стала незаконная добыча рыбы.
Криминальный браконьерский бизнес вполне может и эволюционировать — расти, обзаводиться новой собственностью, понимать, что выгоднее легальные схемы зарабатывания денег и т. п. С частью бизнеса, зародившегося в «лихие девяностые», так и произошло. В нормально развивающемся обществе доля легального бизнеса растет, криминальный маргинализируется, а бандитские способы решения проблем перестают быть эффективными. Но осетровые, как исчезали каждый год, так и исчезают. Мы дошли к 99% исчезновения популяции. Кто за это ответит?
Найти крайних в Астраханском регионе невозможно, так как везде царит круговая порука.
Банды браконьеров с наличием оружия и взрывчатых веществ свободно передвигаются по Волге, владеют дорогостоящей собственностью, имеют быстроходные катера. Один из лидеров браконьеров был районным депутатом, а родные племянники природоохранного прокурора осуждены за преступления, совершенные в рыбной отрасли. Коррупционные банды браконьеров применяют насилие, как метод работы. Потому что при нынешнем состоянии государства, не обеспечивающего безопасность граждан, силовые методы очень даже действуют, создавая спрос на новых бандитов-браконьеров. Это единственный доходный заработок на селе.
Спрос со стороны общества на легальность бизнеса также оказался недостаточен. Этот спрос должен выражаться как в собственно принятых нормах поведения, так и в политических действиях, позволяющих бороться с браконьерством, коррупцией, просто несправедливостью. Но политические действия в нынешней системе власти позволены только первым лицам. Они и организовали в Астраханской области промышленное браконьерство. Простые граждане не могут, не хотят и боятся влиять на принятие решений и сохранения осетровых.
Правоохранительные органы и суд стали методом воздействия на честных людей. Сейчас не проблема для того же прокурора или полицейского в Астраханской области подбросить банку черной икры, пару килограммов красной рыбы, наркотики или оружие «неугодным» - борцам за справедливость. Потом найдут пару свидетелей, как правило, своих же браконьеров, зависящих от слуг народа, и поехал справедливый житель России в места не столь отдалённые. Все устали от коррумпированности власти Астраханского региона.
Выборы президента, впрочем, пока существуют. На предстоящих выборах ни Путину, ни Медведеву не удастся, например, использовать тезис о «лихих нулевых», чтобы дистанцироваться друг от друга. Тандем воспринимается как единый, более того, 84% граждан (по данным «Левада-центра») считают, что Владимир Путин, уйдя с поста президента, оказывает значительное влияние на политическую жизнь России. Поэтому нулевые должны остаться тучными, стабильными и прекрасными, как бы это ни противоречило действительности.
В последнее время только пограничники проводят операции по борьбе с браконьерством в низовьях Волги. Остальные молчат. Как будто их не касаются существующие проблемы на реке, а если и ловят, то простых «мужиков», которые «концы с концами» сводят.
Кто виноват в фактическом исчезновении волжских осетров, есть ли у жителей прибрежных селений альтернатива браконьерству и как удалось так бездарно и бесследно для каспийских берегов прожрать, а больше втоптать в грязь и профукать невероятное богатство – бренд России - русскую черную икру?
Более 10 лет Каспий терял осетровых. За счет промышленного браконьерства обогатились многие руководители региона. Один из самых влиятельных промышленных браконьеров недавно покинул территорию Российской Федерации, успешно распродав своё имущество. Все дельцы теневого бизнеса в один голос заявляют, что виновата добыча нефти и газа. Они же не признаются, что именно они возглавляли руководство бандами браконьеров в регионе.
Крупные нефтяные и газовые компании начали активно исследовать северный Каспий в середине двухтысячных. Конечно, воздействие на рыбу нефте- и газоразведка оказывает, есть свидетельства, что были разливы нефти при бурении в последние годы. Некоторые старые азербайджанские скважины плохо законсервированы, из них вырывается сероводород и образует с водой серную кислоту, которая приводит к гибели рыбы. Но ни одного официального документального свидетельства экологических катастроф нет. А без бумажки, как известно, обвинять в чем-либо могущественных торговцев ископаемыми углеводородами как минимум несерьезно. Молчит и природоохранный прокурор области.
Промышленный лов осетра на Волге давно запрещен. Добывают его только в целях воспроизводства. То есть, чтобы отобрать у самок икру, а у самцов молоки. И, перемешав все это хозяйство в тазу, посадить в инкубатор оплодотворенную икру, вырастить мальков и выпустить их в реку. Этим процессом занимаются десятилетия. А рыбы все равно нет. Отсюда два вывода. Первое - либо эту рыбу не выпускают и занимаются хищением федеральных средств. Второе - процветает браконьерство.
Не меньше трех причин исчезновения осетровых имеется в регионе. Во-первых, опасность исходит от плотины Волгоградской ГЭС, которая может в нужное время не дать воды, и тогда икра на естественных нерестилищах просто высыхает. Вдобавок к этому руководители администрации Астраханской области уничтожают естественные нерестилища рыб, раздавая землю под индивидуальное строительство и под базы отдыха. Во-вторых, запущены рыбоходные каналы по всей дельте. В прежние времена их чистили, а теперь они заросли водной растительностью, осетр не может по ним пройти вверх по реке. В-третьих, браконьерство и вседозволенность правоохранительных систем Астраханской области, которые пользуются властью, порождают безнаказанность в своих рядах.
Природоохранный прокурор везде утверждает, что большой вред рыбным запасам наносят исследования на наличие нефтяных и газовых запасов Каспия. Но в прошлом году сотрудники КАСПНИРХа провели эксперимент - два месяца рыбы в садке жили рядом с нефтяной вышкой, и прекрасно себя чувствовали.
И все-таки история с садком - это аргумент в любимом нами споре о том, кто виноват. Хотя и не решающий.
Надо все же обратиться к истокам. Точнее, к их отделению от устья: строительство каскада волжских электростанций в прошлом веке привело, помимо прочего, к тому, что некая условная капля воды из Тверской области до Астрахани стала доходить не за 50 дней, как это было от века, а за 500. А осетры лишились практически всех нерестилищ. Осталось всего одно крупное естественное нерестилище, от остальных осетры отрезаны плотинами. Рыбоводные заводы в низовьях Волги построены для того, чтобы компенсировать этот, с позволения сказать, минус зарегулирования стока.
Работают «рыборазводы» на бюджетные деньги. А вот теперь следите за биением моей мысли: сейчас икряными должны становиться те осетры, которых выращивали на заводах в середине девяностых, когда не очень платили даже ничтожные пенсии, если кто забыл. С икрой должны попадаться и те осетры, которых угораздило появиться на свет сразу после дефолта 1998 года. Или - не угораздило появиться на свет по причине бюджетного дефицита и тотального воровства. «Нерест» на рыборазводных заводах был невелик в те годы. Денег просто не хватало, а то, что вырастили, украли «слуги народа». Это только предположение. Но пусть кто-нибудь кинет в меня горстью черной икры, если может поклясться, что искусственное воспроизводство осетровых и пятнадцать лет назад было выше всяких похвал.
К чему сейчас этот разговор? Только к тому, что на одних лишь браконьеров списать изничтожение реликтовой рыбы, ровесницы динозавров, не получится. Тут мы все постарались. Электричество, газ, бензин, чиновничья жадность - все это мы потребляем как должное всем обществом. Хотя, конечно, у каждого экологического преступления есть свои, вполне конкретные «выгодополучатели».
Кому - вершки, а кому - корешки
Одна браконьерская снасть - трос-хребтина с поводками, на которых привязаны острые крючья - стоит полторы-три тысячи рублей. В Астрахани существует целая индустрия производства крючков на станках с числовым программным управлением. Местные же браконьеры пожимают плечами и показывают, как гнут крючки вручную.
Такая статистика не ведется, на крючки органы следствия внимание ни когда не обращают. Как и на банки с изъятой икры, на которых часто можно увидеть выбитые буквы: «А» - наверное, какой-нибудь аптекарь; «В» - предположительно один из прокуроров, возможно, бывших; «К» - предположительно тоже один из прокуроров, чья фамилия начинается на эту букву; «Г» - возможно, покойный генеральный директор «Каспрыба» Галстян, «С» - не исключено, что может принадлежать фамилии бывшего начальника одного из управлений УВД Астраханской области.
Приличному браконьеру нужно тридцать, а то и пятьдесят таких хребтин. То есть, вложения в промысловое вооружение составляет 50-150 тысяч. Новый лодочный мотор мощностью 255 лошадиных сил стоит около 300 тысяч рублей. А с не новым идти в море очень рискованно. Порядка 150-250 тысяч рублей стоит катер. Ну, еще навигационные приборы и кое-что по мелочи - капитальные вложения в «стартап» браконьерского промысла составляют в хорошем случае 500-800 тысяч рублей.
Это подсчитать не трудно. Просто нужно обратиться к браконьерам, которые покончили навсегда с этим грязным делом по разным причинам.
Ни для кого не секрет на селе, что за пятьдесят тысяч рублей в месяц браконьеров перестают замечать местные рыбоохранники и представители или, как их ещё называют, «смотрящие» от природоохранной прокуратуры, у которых имеются «корочки» общественных помощников. Еще примерно 50 тысяч рублей в месяц уходит на бензин. Итого оборотные средства должны составлять 100 тысяч рублей в месяц.
С подходящими зарплатами самостоятельно войти в осетровый промысел может только очень прижимистый и удачливый к тому же гражданин. Многие браконьеры на селе работают на хозяина по прозвищу «Кузя». В таком случае их заработки не вызывают особой зависти. Если, конечно, браконьер ловит рыбу, а не его - пограничники. Как это было при последнем задержании. Пограничники отняли у браконьеров всё, да еще и уголовное дело возбудили. «Обиженные» к хозяину, а он в сторону. Пропадает вера у сегодняшних браконьеров в их покровителей. И сегодня становится всё сложнее договориться, потому что осетров становится катастрофически мало.
Ну, а если это самостоятельный бизнес, то арифметика в доходной части такова. Килограмм икры оптом в Астраханской области продают сейчас по 25-30 тысяч рублей. Одна самка осетра приносит два килограмма икры. Раньше самый плохой осетр давал восемь-десять килограммов икры. А теперь - самый хороший. Итак, чтобы покрыть оборотные расходы, за месяц нужно загубить пару осетров. Браконьеры и губители осетров - очень молодые люди, некоторым едва за двадцать лет, а некоторые выглядят еще моложе - как студенты-первокурсники.
Ну, а сколько же нужно осетров, чтобы отбить основные вложения в лодку с мотором и снасти? Получается, всего 20 штук. При известном везении можно справиться и за месяц, не отказывая себе ни в чем. Хотя можно и за полгода. Если бы такими темпами работали сельские браконьеры, то за 10 лет такой работы наши села выглядели бы не хуже Арабских Эмиратов с развитой инфраструктурой туризма.
Но по берегам нижневолжских проток, ериков и банков Астраханской области стоят убогие, в два окна, домишки, построенные из самана или древесины. Да, эти дома теперь соединяет безобразная "воздушка" - желтая ломаная труба, по которой в нищие жилища идет газ. Она как бы связывает их в единое целое, не давая распасться поселению на части и исчезнуть с лица земли вовсе.
Пятьдесят лет назад в эти домики тоже "воздушкой" (то есть временно, без лишних затрат), перечеркивая проводами голубое небо, протянули электричество. В остальном в избах, хатах и саклях у нас все устроено так, как было и двести лет назад, и четыреста, и шестьсот. Да и народ остался всё тем же.
И где же следы богатства сельских браконьеров? Если верить действующим нарушителям правил рыболовства, то почти все местные жители задействованы в незаконной добыче черной икры. Казалось бы, они должны были уже озолотиться за прошедшие после распада СССР годы варварской добычей осетров.
Некоторые, давно перебравшиеся в Москву и добившиеся успеха, граждане любят, нарядившись в посконные рубахи и лапти и, принявши рюмочку анисовой с соленым огурчиком, порассуждать о святой Руси, о долготерпении народа-богоносца и о многих других подобных вещах. Их, однако, не заманишь никакими калачами на выгребную яму, хождение в которую объединяло наш народ задолго до появления желтой газовой трубы Астраханского газпрома. Они зажимают носы при одном упоминании об отсутствии у нас в Большой стране признаков канализации, поскольку такая реальность оскорбляет их великолепную песенно-огуречно-икорную ностальгию. А в астраханских селах все так и есть.
Между тем граница между этими выгребными ямами и средой обитания осетров призрачная.
Некоторые берега нещадно подмывает течением, и люди, каждый на свой манер, строят заградительные сооружения из старых кроватей, битого кирпича, гнилых и кривых досок, ржавых труб и бог весть из чего еще.
Они с берега не могут в полной мере эстетически оценить плоды своих усилий, а вот с воды понимаешь: именно так выглядит хроническая бедность Астраханской области.
Спрашивается, куда ушли браконьерские деньги? Как удалось уничтожить осетров и не получить с этого никакого видимого богатства для села? Ведь при таких, как сейчас, ценах на икру только безумец будет воспринимать ее как еду, а не как ресурс развития региона - его инфраструктуры и бизнеса. Конечно, российское общество у нас в младенческом состоянии, поэтому все норовит попробовать на зуб, оценить на пригодность в пищу. Но не до такой же степени. Где же деньги?
С.О. Свердлова,
"Факт и компромат" № 26, 27.08.11.