Она цокала высоченными шпильками по паркетному редакционному коридору, сражая наповал ярко красными губами и ногтями в цвет, шляпой, пальто в пол и невероятно женственной улыбкой. Просто залетная актриса, - мог подумать впервые ее увидевший. Но это была председатель Союза журналистов Зубаржат Муратова. Имя – это все, что я о ней знала.
И вот фотограф Саша Шевелев предложил: «Пойдем, с Зубаржат познакомлю. Заодно чаю попьем». Заходим мы в кабинет (Саша впереди, я следом). Зубаржат Закировна, сидя за столом, наклоняется, снимает с ноги туфельку с 15-сантиметровой шпилькой и запускает прямо в нас. Мы выбегаем из кабинета, слыша вслед: «Дадите вы поработать, наконец?» Идем на лоджию. Я в ужасе. Через пару минут за спиной: «Добро пожаловать, господа! Чай готов!»
Присели за маленький журнальный столик в углу. Она меня за плечо обняла: «Ты прости и не бойся! Но, честное слово, строчки не дадут написать: идут и идут».
- Вова, ты дурак? – спрашивает Зубаржат тоном, которым обычно говорят: «Какой же ты милый, как я тебя люблю!»
- Зубаржат, у нас просто дома свет отключили!
Бывали разные персонажи. Например, старенький бомж, зимой и летом ходивший в женской шубе и проживавший на городском пляже. Он появлялся раза три в неделю и читал стихи, посвященные Зубаржат. Она давала ему поесть и немного денег – как раз до следующего раза. Стихи были нескладные, но искренние.
Еще захаживал поэт Саша. Вернее, приезжал на велосипеде. Оставлял свой транспорт за дверью и входил в кабинет торжественно, внося рукописи и свежий запах алкоголя. Он декламировал, стоя на одном колене, размахивая руками и листами, получал гонорар и уносился прочь. После него Зубаржат открывала окно и проветривала в любое время года.
Многие говорят, что воспоминания – как чемодан без ручек. Надо бросить, чтобы не мешал идти дальше. Не знаю, что у этих советчиков в их чемоданах, а у меня – люди, и вот такие истории. И даже если он треснет по швам, это чемодан, я понесу его, обхватив руками. В нем мой опыт и все мое богатство – то есть то, чем я могу делиться с друзьями и учениками.
AST-NEWS.ru
И вот фотограф Саша Шевелев предложил: «Пойдем, с Зубаржат познакомлю. Заодно чаю попьем». Заходим мы в кабинет (Саша впереди, я следом). Зубаржат Закировна, сидя за столом, наклоняется, снимает с ноги туфельку с 15-сантиметровой шпилькой и запускает прямо в нас. Мы выбегаем из кабинета, слыша вслед: «Дадите вы поработать, наконец?» Идем на лоджию. Я в ужасе. Через пару минут за спиной: «Добро пожаловать, господа! Чай готов!»
Присели за маленький журнальный столик в углу. Она меня за плечо обняла: «Ты прости и не бойся! Но, честное слово, строчки не дадут написать: идут и идут».
Позже я сто, нет, тысячу раз убедилась в этом. То за сигареткой, то за конфеткой, то за заваркой, то фильм обсудить, то политику, то статью.А однажды встретились с ней на вахте. Я беру ключи от своего кабинета, а от ее на крючочке нет. Поднимаемся. Дверь открыта. За ее столом сидит фотокорреспондент Вовка Тюкаев. Ноги на стол закинул, зеркало перед собой держит, бреется.
- Вова, ты дурак? – спрашивает Зубаржат тоном, которым обычно говорят: «Какой же ты милый, как я тебя люблю!»
- Зубаржат, у нас просто дома свет отключили!
Бывали разные персонажи. Например, старенький бомж, зимой и летом ходивший в женской шубе и проживавший на городском пляже. Он появлялся раза три в неделю и читал стихи, посвященные Зубаржат. Она давала ему поесть и немного денег – как раз до следующего раза. Стихи были нескладные, но искренние.
Еще захаживал поэт Саша. Вернее, приезжал на велосипеде. Оставлял свой транспорт за дверью и входил в кабинет торжественно, внося рукописи и свежий запах алкоголя. Он декламировал, стоя на одном колене, размахивая руками и листами, получал гонорар и уносился прочь. После него Зубаржат открывала окно и проветривала в любое время года.
Я спросила, почему нельзя просто дать ему денег и не слушать, и не дышать перегаром. А она сказала, что тогда это будет подачкой. А он человек талантливый, может и обидеться.Как-то возвращаемся из редакционной столовой, а на столе у нее записка. «Зубаржат! Срочно нужен глаз! Голубой, левый», - читает она вслух. И повторяет задумчиво: «Левый…». «А что, есть разница?», - спрашивает у меня…
Многие говорят, что воспоминания – как чемодан без ручек. Надо бросить, чтобы не мешал идти дальше. Не знаю, что у этих советчиков в их чемоданах, а у меня – люди, и вот такие истории. И даже если он треснет по швам, это чемодан, я понесу его, обхватив руками. В нем мой опыт и все мое богатство – то есть то, чем я могу делиться с друзьями и учениками.
Ольга Бабаева (Решетникова), журналист
